Автоматная баллада - Страница 28

Интересно, они с Энрико все-таки любовники или как? В простую дружбу верится слабовато… но и на любовника собак также не очень-то похож. Во всяком случае, на удачливого любовника, вроде Лешки Максимова.

– Щенуля, ты меня вообще слушаешь?

– Я тя вижу.

– Вот из-за «вижу» я и спросил, – проворчал старик. – А то больно взгляд у тебя отсутствующий только что был.

– Ну да, душа вышла на перекур, а телу при этом скомандовала: «Сидеть».

– Зря смеешься, – старик наклонился поближе к Айсману. – Я на своем веку повидал много чего… такого, что и в бессмертную душу поверишь… и в черта лысого, не к ночи будь помянут.

– Угу… душа, мыша… Евграфыч, помнишь, была такая мелкая секта: фатумцы. В судьбу верили, мол, предопределено все на свете заранее и потому рыпаться особо не фиг – как ни прыгай, а сбудется лишь то, чего назначено.

– Припоминаю, – кивнул старик. – Была… а кажись, даже и есть до сих пор. На севере, две-три деревеньки.

– Так вот: встречаются два мужика. Один из них несет на плече пулемет. Второй, с ружьишком, спрашивает: «Куда это ты, сосед, намылился?» – «Да вот, – отвечает второй, – на болота сходить решил, для хозяйства чего полезного поискать». – «Странно, – говорит первый, – я-то думал, что ты из этих, фаталистов». – «А я и есть из фаталистов». – «А разве вы не верите в то, что не помрете, пока ваш час не стукнет?» – «Нуда, я верю, что пока не придет мое время, не помру». – «А за-фиг тогда тебе пулемет?» – «Так эта, сосед, – говорит фатумец, – мне ведь может встретиться болотник, чье время пришло».

Евграфыч закашлялся.

– Ну, щенуля, – выдавил он. – Ты бы… хоть бы кружку дал на стол поставить. Я ж из-за тебя, считай, четверть расплескал.

– Я думал, ты слышал… старая ведь байка.

– Думал он… – старик, наполовину отвернувшись, звучно прочистил сначала правую, а затем и левую ноздрю. – Во, видал! А я, промежду прочим, это пиво вовсе не нюхать собирался.

– Зато нос продезинфицировал. И вообще, Евграфыч, – сказал Шемяка, – сбрил бы ты свои усищи, ей-же-ей. Отрастил клок мочала…

– У самого, можно подумать, райские кущи прямо под носом – рот разинешь, яблоки падают, – ворчливо отозвался Евграфыч. – Да еще и с бороденкой. На Максимова небось загляделся…

– При чем тут Лешка? – Сергей огляделся, но ни зеркала, ни просто сколь-нибудь отражающей поверхности в подвальчике не наблюдалось.

– У Лешки хвостик его болтается, на манер козлиного, а у меня аккуратно все, кругло. И вполне себе.

– Ну, это на твой вкус «вполне себе», – насмешливо произнес Евграфыч. – Как на мой, так бороденка, даже в твоем жалком варианте, пригодна лишь для одного – чтобы в ней крошки и всякий прочий мусор застревал.

– Млин, Евграфыч, ты у нас прямо эстамп!

– Во-первых, не эстамп, щенуля, а эстет. Нахватался вумных словей, так хоть бы узнал, чего ими обозначают. А во-вторых, – весело добавил старик, – ты мою тягу к прекрасному своими немытыми лапами не замай.

– Угу. Видели мы твою тягу к прекрасному… лапами… аж пять минут назад как.

– Вот если дотянешь до моих годов, щенуля, – Евграфыч прервался, в два глотка допил остатки пива и резко, но при этом почти беззвучно, поставил кружку на стол. – Поймешь, что лицо в женщине далеко не главное.

– …а главное лицо у ней под юбкой, – кивнул Айсман. – Во-первых. А во-вторых, старым хрычам не до разборчивости.

– Ну, положим, кой-кому молодому тоже иной раз и дерево за бабу сходило, – заметил Евграфыч. – В котором дупло сыскалось подходящего калибра.

– Это кому же?

– Шурке-Викингу.

– А-а-а… ну ты, Евграфыч, нашел кого вспомнить. Шурка, что называется, в прынципе на башку стукнутый был. Он и не такие номера откалывал, по три раза на день.

– Бывало и такое. Но, опять же, не все с Шуркой так уж просто, щенуля. Ты с ним в одной рейд-группе сколько ходил?

– Полтора раза, – Сергей с сожалением покосился на пустое блюдо. Вроде бы и много было стрекоталок, горка высилась! А под пиво да разговор – хрум-похрум, и за пару минут все подмел, подчистую.

– Полтора – это потому как с одного рейда на полдороге возвращаться пришлось. Нарвались на стаю кроличьих волков… из девяти человек непогрызенным один только механик остался.

– Ну а я – пять. И потому говорю ответственно: тараканов у Шурки в голове, канешна, хватало, ну да у кого их нет. А вот когда он реально чудил, а когда над остальными втихаря потешался и репутацию чудика поддерживал – судить не возьмусь. Башка-то у него при всех тараканах варила что надо, командир группы с ним на равных советоваться не гнушался. И точно уж, – усмехнулся старик, – Шурка не стал бы с девкой связываться, по виду более чокнутой, чем он сам. Ну как вдруг укусит…

– Скорее, ужалит. Языком. Так все-таки, Евграфыч, – вставая из-за стола и выкладывая рядом с блюдом медно звякнувшую россыпь, произнес Айсман, – почему мне не стоило браться за эту работенку? У палки два конца, а дальше?

– Дальше с Большого Острова есть два пути, – серьезно проговорил Евграфыч. – Назад… и вперед.

Айсман замер.

– Старик, ты чего? – потрясенно пробормотал он. – Какое еще «вперед»? Куда?

– А это уже вопросец не ко мне, – Евграфыч пожал плечами. – Тут я пас. Это, – добавил он, – ты у своей девки спросишь… когда до Острова дойдете.

ШВЕЙЦАРЕЦ

На фотографии она улыбалась. Обещающе. «Интересно, – подумал Швейцарец, – случайный ли ветер перечеркнул пол-лица рассыпавшимися прядями? Или этот эффект – придумка фотографа?»

В любом случае, получилось отлично. Напрочь отсутствует характерная «мертвящая» статичность – наоборот, каждый миг ждешь, что замершая на полдороге рука продолжит движение, смахнет упавшие на лицо… золотые? Похоже, хоть и по черно-белому снимку точно не скажешь… смахнет упавшие на лицо золотые нити, улыбка станет шире и…