Автоматная баллада - Страница 41

В поисках источника вдохновения Шемяка оглянулся, но вид яростно продирающейся сквозь «плешивый папоротник» Анны сейчас вряд ли мог послужить в качестве музы. Тщательно перемазанная зеленовато-бурым от пяток до макушки, с волосами, спутавшимися в подобие коряги, хрипящая, словно… ну, до стадии лошади ей топать еще километра три, подумал Айсман, а вот за помирающего астматика сойдет уже сейчас. М-да, эту ходячую кочку и за женщину-то счесть непросто, а уж вообразить ее объектом чьих-нибудь воздыханий… тут и последний оголодавший мутант пять раз подумает. Даже в смысле гастрономии.

Ничего. Если солнце нам не врет, минуток эдак через двести мы уткнемся в Крокодилий Гребень, и там, так уж и быть, состоится привал. До тех пор девочка пусть попыхтит. Не маленькая, чай, сама вызвалась. А что язык ниже сисек болтается – звиняйте, барышня, здесь вам не тут… здесь Болото. Болото… провались оно в преисподнюю вместе со всеми нами!

Когда-нибудь… слега внезапно ухнула вниз на три четверти длины, и опиравшийся на нее Шемяка едва успел выставить руку. Нет уж, так мы сегодня не договаривались! В другой раз падайте меня сколько угодно, в другой раз – пожалуйста. Но сегодня мне надо быть чистым… чистеньким, свежим, довольным, чтобы один мой вид заставлял плетущуюся следом парочку стискивать зубы и рваться вперед!

О – снова упала!

Вставать она не торопилась. Вот ведь… неделю, да что там неделю – день назад никогда бы не подумала, что, свалившись в жирную, вонючую, липкую… омерзительную жижу, она не попытается вскочить. А будет лежать, даже не стараясь особо приподнять голову. Воздух кое-как в легкие попадает, а что пузыри – так это и неплохо, добавочное развлечение. Буль-буль? Буль-буль, можно даже сказать, буль-буль-буль-буль. К тому же чертова грязь, когда в нее падаешь, оказывается куда текучее, чем можно было бы предположить по виду – и затекает во всевозмож… просто во все. И это, как ни странно, может быть приятно. Даже очень приятно, потому что блядский панцирь раскалился градусов до пятисот, не меньше – при каждом падении слышно, как шипит пар, а затекающая грязь, хоть и тоже нагрета солнечными лучами, но все ж способна вызвать недолгую иллюзию прохлады.

Но главное – пока лежишь, не надо идти! Перетаскивать на очередные миллиметры две железобетонные чушки, в которые уже давно обратились ноги от бедра и ниже. Выше тело пока еще ощущается, точнее, оно болит практически везде.

«Свинья, брезгливо воротя носы, скажете вы? О да, я – свинья, я такая свинья, что… но, к сожалению, я все же не настоящая свинья. Настоящим хавроньям можно валяться в одной и той же луже часами, хоть целый день. А мне…»

– Хорошо лежишь, – донесся откуда-то из слепящей высоты знакомый насмешливый – ненавистный! – голос. – Яйца откладывать собралась или просто грязевую ванну принимаешь?

– Угадал, – хрипло отозвалась девушка. – Яйца. Вот сейчас встану… дотянусь… отгрызу на хрен и утоплю поглубже!

– И только-то? – разочарованно протянул Шемяка. – Я уж думал, яичницу приготовишь… с колбасой. На твоей броняшке сейчас жарить чего-нибудь – самое то!

– Ты… да твой огрызок жарить нечего – на жир изойдет.

– И откуда же такая уверенность? Говоришь, будто видела…

– Я. И так. Знаю.

– Специалистка-а…

– Не приставай к ней.

– О! – радостно воскликнул Айсман. – Защитничек нашелся. Может, как раз ты нам колбаски-то и подкинешь? Что скажешь, Анют? Уж про него-то ты должна знать все в точности…

Бросок скуластого был хорош, даже очень хорош. Но Шемяка ожидал именно этой реакции на свои слова и потому двигаться начал едва ли не раньше Энрико. Кулак впустую рассек воздух, а затем инерция удара и ловко подставленная слега не оставили напарнику Анны иного выбора, кроме как с разгону протаранить макушкой соседнюю кочку.

Миг спустя он уже перекатился на спину, готовый вскочить – и замер, когда возникший в десятке сантиметров от кончика его носа автоматный ствол, едва заметно качнувшись вправо-влево, беззвучно скомандовал: «Нет!»

– Только шевельнись, – почти ласково произнес Айсман. – Только мизинцем дерни… и… не знаю, имеются у тебя в черепушке мозги или там дерьмо какое бултыхается на манер здешней грязюки, но вышибу я из тебя все, до последней капли. Уж поверь мне!

– Чего. Ты. Добиваешься?

– Неправильная формулировка.

Внезапно Шемяка, щелкнув предохранителем, закинул автомат на плечо и, наклонившись, протянул скуластому руку. Помешкав пару секунд, тот ухватил ее – и рывком выдернулся из тины.

– Не добиваюсь, – тихо, почти шепотом сказал Сергей. – Правильнее будет – вбиваю. Я вбиваю в две тупые башки одну-единственную, элементарную, можно сказать, простую истину. А именно: на болоте командую только я. Это пункт раз. Пункт два – мои команды выполняются без рассуждений, без дурацких вопросов типа: «Что?», «Где?», «Когда?», «Зачем?» и «Почему?»! Особенно – без почему! И того, кто эти пункты не будет выполнять, я убью. Иначе этот кто-то все равно угробит своей чертовой дуростью себя, но прихватит на тот свет и меня.

– Вот как ты заговорил, – Анна уже встала и сейчас нарочито медленными движениями стирала – или, вернее, сдирала – с лица грязевую корку. – А в городе, когда в карман мое золото засыпал, совсем другие песни чирикал.

«Мое золото», – мысленно пометил Айсман, – не «наше», а «мое». Интересно…»

– То было в городе, – равнодушным тоном отозвался он. – И до тех пор, пока я не ткну пальцем в сторону берега и не произнесу три волшебных слова: «Это – Большой Остров», у вас есть лишь один способ выжить – это соблюдать два пункта моих правил!