Шумно выдохнув, Сергей опустил меня – фляга немедленно свалилась, и я, наконец, смог досматривать финал без помехи.
Вших-х-х! Вших-х! Это была уже чистая, как говорят люди, работа на публику – эффектная прокрутка, картинная стойка… публику из одного человека, потому что «гриф» уже ничего толком не видел…
…как замершая на миг позади него девушка резко взмахнула мечом – и обезглавленное тело мешком повалилось на камни, все еще продолжая зажимать укоротившуюся шею обрубками пальцев.
И я мотор врубаю слепо,
И мне луна мигает слева,
Лечу без женщины и хлеба,
Невидим, невесом.
Сегодня смерть приходит с неба —
И мы ее несем!
А. Городницкий
Похоже, пришли. Особой уверенности в голосе девушки отнюдь не звучало. Впрочем, по собственно айсмановским расчетам их цель, пресловутая красная отметка на карте, и в самом деле находилась где-то здесь. Ну, плюс-минус лапоть.
– А без «похоже»?
– Я, если ты помнишь, – привычно огрызнулась Анна, – была здесь ровно столько раз, сколько и ты сам!
– Ладно, не рычи. Почему ты считаешь, что мы пришли – так лучше звучит?
– Да, лучше.
– Тогда скажи, пожалуйста, почему ты считаешь, что мы пришли?
– Белое… то есть когда-то белое здание прямо перед нами очень похоже на описание Михаила Дмитриевича.
– Так…
Айсман опустил автомат и, привалившись боком к фонарному столбу, принялся сворачивать первую утреннюю самокрутку.
Больше всего ему сейчас хотелось спать. Наверное, Анна была права, когда после стычки с «грифом» настаивала на том, чтобы идти прямо к цели. Тем более что до цели, как выяснилось, и впрямь рукой подать. Наверное. Только вот второй из его любимых следопытских заповедей было «Не беги!», а нарушать заповеди, да еще любимые, – вернейший путь на Последнюю Тропу.
В итоге остаток – ага, остаток из трех четвертей – ночи они провели на Борцах Революции, точнее, на уцелевшей половине чердака одного из когда-то стоявших вдоль нее домов. Причем девчонка, разобидевшись, укатилась под стену и преспокойно задрыхла, предварительно «осчастливив» Шемяку заявлением – я, мол, караулила тебя, пока ты высиживался в сортире, так что теперь понятно, чья очередь…
Караулила она, как же… пять раз, с переворотом.
Под утро, правда, ему посчастливилось урвать примерно час – не сна, так, дремоты одним глазом. Анна все же, что ни говори, девушка умная. И что, прежде чем идти, какое-то время стоит понаблюдать окрестности выспавшимися глазами – эту необходимость осознать она вполне сумела. Только час – хилая компенсация за бессонные сутки, даже когда он с четвертью.
– Так… – повторил Шемяка. – С этого места давай подробнее. Что за хрен с бугра этот Михаил Дмитриевич? Если он имеет касательство к делу, то почему я о нем услышал только сейчас?
– Михаил Дмитриевич Гришин, – глядя на усталую улыбку Анны, следопыт с невольной завистью подумал: силен был мужик – при одном его имени «специалистка по рубке голов» на глазах добреет.
– Мой бывший учитель математики. И не только математики.
– Неужто саблей махать учил?
– Нет, – Анна, как-то разом потускнев, отрицательно качнула головой. – По кэндо у меня был совсем иной наставник. Михаил Дмитриевич фехтовать не умел… но когда одна… мразь… ногтя его не стоившая… оскорбила его…
Все случилось будто бы само собой – Айсман даже и не понял толком, как. Просто миг назад он стоял и неторопливо, растягивая паузы между затяжками, добивал свою первую утреннюю, а в следующее мгновение недокуренная самокрутка улетела куда-то вбок, в лианы, а он растерянно пытался обнять уткнувшуюся в его плечо всхлипывающую девчонку.
– Он мог, мог… и наставник Хинато предлагал ему… взять замену… а он пошел… дурак… ну почему вы, мужчины, все такие дураки-и-и!
– Анна… Ань… ты чего?
– Прости, – Анна отодвинулась от него. Глаза у нее были мокрые, а вот голос, наоборот, сделался ломок и сух, словно засохшая ветка. – Расклеилась… ты не подумай только…
– Ничего я и не думаю, – резко произнес Айсман. – На болоте ты держалась нормально, «грифа» вчера разделала – я бы так не смог, а что нервы не стальные… так они у всех остальных тоже не шибко бетонные. Я видал, как здоровые лоси, косая сажень в плечах, на землю падали да в три ручья сопли распускали.
– Серьезно?
– Честное пионерское, – торжественно произнес Сергей. – Было дело. Мужик, по виду танк на двух ногах, валялся на траве и выл так, что волки от зависти притихли…
«…а про то, что выл парень над телами отца и брата, – мысленно закончил следопыт, – тебе, девочка, знать сейчас вовсе необязательно».
– Ладно уж, поверю.
– Это Михаил Дмитриевич карту нарисовал? Он что, здешний?
– Да. Он работал здесь, на этой метеостанции… еще до войны. То есть до войны метеостанция была в другом здании, это уже после они сюда… переехали. Сначала четверо… потом он один… жил… пока три года назад его не нашли клановцы.
– И не убили? – хмыкнул Сергей.
– Нет. Но сказали, что если увидят еще раз – сожгут вместе с домом.
Силен мужик, определенно – по крайней мере, об ультиматуме от клановцев Шемяка слышал впервые. Обычно клановцы себя никакими предупреждениями не утруждали. Да и вообще – в одиночку выжить в скелете… причем так, чтобы никто про тебя не прознал, ведь ни одна из чистивших бывший город групп на него, похоже, не натыкалась. Разве что – Шемяка озадаченно поскреб затылок – ноги у байки о Сером Горожанине могут расти из этого… Михаила Дмитриевича.