– Не надо, – предупредил он, ощутив легкое прикосновение к бедру. – Просто лежи.
– Как скажешь…
Легкий акцент в ее речи все же ощущался. Или это просто особенность голоса?
Швейцарец закрыл глаза – и сразу же очень четко увидел ее в тот, самый первый миг, когда открыл дверь: на полголовы ниже него, темные волосы старательно распушены… или правильнее будет – напушены? Тщательно расчесаны и взбиты в чудную гриву, мягкой волной стелющуюся по плечам. Швейцарец попытался вспомнить, как именно называется эта прическа, вроде ведь было у нее какое-то название, но в голове почему-то вертелся улыбающийся с обложки пластинки Пол Маккартни.
А дурацкий голубенький полупрозрачный халатик не скрывал почти ничего – ни темных шариков-сосков, ни треугольника внизу живота… ни многочисленных гематом, в просторечии синяков.
И черная полоска поперек шеи… ошейник.
«Лицо у нее интересное, – подумал он, – не лицо, а прямо антропологическая загадка. Головоломка. Китай, славяне, а еще? Цвет у волос то ли совершенно черный, вороной, то ли все же с оттенком в каштановый… ни черта толком при этих коптилках не разглядишь, на солнце смотреть надо! Да еще татуировка на щеке – иероглиф или что, не понять, но тоже путает, сбивает. Что-то южное проглядывает, определенно… хотя какое там определенно, да и вообще глупость это, тыканье пальцем в потолок – от чтения за костром двух-трех полуобгоревших учебников для вузов никто еще специалистом по черепушкам не становился. Разве что по сбору гербариев…»
– Ты чай заваривать умеешь? – неожиданно спросил Швейцарец.
– Да.
Лично я был убежден, что Айсман просто-напросто упустил отличный повод отстреляться. Вне зависимости от всяких там дальнейших намерений Анны – если перед твоим стволом вдруг обозначилась столь заманчивая мишень, раздумывать не надо: жми на спуск и получай удовольствие. От процесса.
Но Шемяка не любит рисковать. Некоторые даже – за глаза, разумеется, – пытаются приравнять эту его нелюбовь к банальной трусости, однако столь глубокая умственная отсталость и среди людей редка. Моим же сородичам, особенно тем из них, кто не понаслышке знает цену болотному рейду, различие между трусостью и разумной осторожностью очевидно почти всегда. Исключения вроде того короткоствольного кретина… впрочем, ему уже разъяснили всю глубину его заблуждений. Причем без какого-либо моего вмешательства – я узнал о той истории лишь постфактум.
Нет, Сергей не трус, далеко не трус, но в данном случае я был почти уверен, что им руководил не столько расчет, сколько испуг.
Женщины у него в жизни уже были – из разряда полуслучайных связей, рикошетом-по-касательной. Только настоящей среди них пока не попадалось.
Хозяйка же Эммы… черная винтовка была права: Анна – штучка сложная, с хитрой нарезкой. Совершенно иного класса, чем предыдущие шемякинские мимо-пролетные подружки. Вот Сергей и шарахнулся, не приняв ею предложенной игры. Эх, Серега…
– Все будет в порядке, Сашка, – уверенно заявил Айсман. – Вот увидишь!
Кровь на щеке уже успела основательно подсохнуть, и сейчас рана выглядела более-менее пристойно – а в первый момент, увидев эту кровавую жуть, я решил, что так разворотить можно лишь прошедшей навылет пулей. Погулял один такой, называется, совершил вечерний променад! И хватило же ума лезь с голыми руками… ну с почти голыми, при всем уважении к братцу-ножику, против хорошего кастета он – так, зубочистка. Тем паче если противников двое. Определенно, есть какой-то непонятный мне смысл в человеческой поговорке: дуракам везет. А чуть меньше везения – и один такой дурак сейчас бы свои зубы пересчитывал, а не мои патроны.
На боеприпасы Шемяка в этот раз не поскупился. Взял «свежий», из последних предвоенных выпусков, цинк, и эффект, как говорится, налицо: подозрительных всего восемь – это с полного-то цинка – да и те именно что «подозрительные»: пули неравномерно в гильзы посажены. Стрелять-то ими без вопросов, а что разброс по вертикали пойдет – неприятно, не спорю, но куда лучше, чем вмятины или ржавчина. Видел я, что бывает с теми, кто ржавые гильзы на вкус пробовал, – недоделков, кому свой патронник не дорог. У одного вообще затвор к коробке приварило…
Ну, Сергея на этот счет лишний раз учить не надо – он и сам понимает, что лучше в городе полцинка в отход пустить, чем на болоте безоружным остаться!
Впрочем, даже и Айсмана я все равно предпочитал контролировать, внимательно глядя, как продолговатые золотистые тушки одна за другой уходят в четвертый по счету магазин. Доверяй, но проверяй – эту человеческую пословицу я себе на прикладе зарубил едва ли не с рождения!
– А я вот чего думаю, Сашка, – сказал Шемяка. – Коль уж в этот раз и обратно пойдем, считай, налегке… может, гранат лишних пару-две прихватить? Что скажешь?
«Стоп, почему налегке? – удивленно подумал я. – Разве мы только до Большого Острова и обратно? По мне, забираться так далеко в глубь трясин и возвращаться с пустыми руками – глупость перворазрядная. И жадность тут ни при чем – просто, раз уж мы все равно там будем, чего б не набить рюкзак? Золото золотом, но пяток серебрушек тоже кошель не тянут.
– Или понадеемся, что Большой Остров нас добычей порадует? Оно, конечно, было бы неплохо, но как подумаю, сколько народу его до нас вдоль и поперек истоптало…
«Можно подумать, Лосиное Убежище до нас никто не топтал или, к примеру, Осьминожью Заводь – до Горелого с его командой. И все тоже отмахивались – ну чего, мол, копаться в этой райбольнице, если ее чуть ли не в первый послевоенный сверху донизу подмели. Думали-гадали, пока один парнишка в подвале на заваленные шкафы не наткнулся, а в них не какие-то там двадцать раз просроченные таблетки лежали: шприцы, пилы хирургические… ну и тому подобный медицинский инструментарий, который в наши дни дороже золота по весу выходит».