Больше всего на свете он любил именно это ощущение – сравниться с ним не могло ничто.
Горячая кровь и холодная сталь… жар, что рождается под ударом бойка и передается толчком приклада в плечо, захлестывает все тело, при этом оставляя мысли столь же ясными, как и оптика. Совершенный биомеханизм, человеко-винтовка, которому для окончательного погружения в нирвану требуется всего лишь одна-единственная вещь – цель по ту сторону прицельной марки. Эй, святые! Все, сколько вас там есть, в оружейном раю – дайте же мне цель, настоящую цель!
К голосу оружия небеса всегда благосклоннее, чем к людям, а понятие «всегда» включает в себя и «сейчас».
– Хочешь помочь? – не отрываясь от прицела, тихо спросил он.
– Да.
– Тогда читай стрелковую молитву. Только не вслух, про себя.
– Я… я не знаю такой молитвы.
Швейцарец фыркнул.
– Она простая, – сказал он. – Повторяй за мной: да сохранит наши стволы святой Токарев и святой Шпагин, да сбережет нас от осечек святой Кольт, да сделает наш спуск плавным святой Маузер и да направит наши пули в цель святой Браунинг.
Это казалось всего лишь несильным ударом, но, когда шарфдесятник Храма Руслан Долин поднес к груди ладонь, в нее упруго толкнулась теплая струя. Затем долетевший, наконец, звук выстрела выдернул землю у него из-под каблуков. Со стороны это выглядело так, словно командир попросту споткнулся – целых пять секунд, пока еще один храмовник не превратился в наглядное пособие на тему: человеческая голова после прохождения сквозь нее твердой, остроконечной и сверхзвуковой пули.
– Лежать! – прошипел Шемяка. – Тихо! Ни звука!
– А…
– Тихо, мать твою! Это козлоящер!
Полной уверенности у Айсмана не было, но когда из кустарника с фырканьем вывалилась светло-коричневая туша, радоваться своей догадливости Сергей не стал. Во встрече с самым опасным существом болот радостного было чертовски мало, с какой стороны ни гляди.
– Куда в него лучше стрелять?
Обернувшись на шепот, Сергей с ужасом увидел, как Энрико – вот послала же тетка Фортуна идиота! – приподнявшись и упершись «банкой» в камень, целится в монстра из автомата.
– Нишкни, холера! – шепотом заорал Айсман, одновременно подсекая ботинком «банку» «АКМа». Падая, автомат ударился о камень, а затем об его ствольную коробку приложился и сам хозяин.
Шемяка оглянулся – до твари оставалось метров триста, и хотя над водой звук разносится далеко, шансы были. Козлоящер, по сути, все же ящер, а не какое-то там млекопитающее, и потому на слух полагается куда реже, чем на иные источники информации. А ветер дует от него.
– Сергей…
– Это – козлоящер! – Айсман скрипнул зубами. – Я говорил о нем раз пять, не меньше. И говорил, что нужно делать при встрече с ним. А вы кивали в ответ.
– Ты говорил – падать и не двигаться.
– Именно.
– А про уязвимые места этого монстра… – девушка осеклась, увидев лицо развернувшегося к ней следопыта: белое как бумага, без единой кровинки… с глазами, которые сложно было поименовать иначе как бешеные.
– Если мы переживем ближайшие пять минут, – прошипел Сергей. – Я … уложу тебя мордой в болото, ***… и … в зад.
«И это будет называться: легко отделалась, – мысленно добавил он, – потому что на самом деле мне хочется просто разорвать тебя в клочья. Куда более мелкие, чем оставляет козлоящер».
Так, спокойно… спокойствие. Вдохнуть, сосчитать до пяти, выдохнуть…
Он посмотрел на болото. Тварь стояла все там же, наклонившись к поверхности болота, и пыталась что-то то ли разглядеть, то ли вынюхать. Вот приподняла морду, огляделась по сторонам… снова наклонилась.
– У козлоящера нет уязвимых мест, – тихо сказал Шемяка. – На голове и спине у него панцирь. Вроде черепашьего, но не сплошной, а сегментный… и потому позволяет твари двигаться куда более свободно. Примерно такой же панцирь и на брюхе, только малость поуже, чем на спине. Где панциря нет – кожа, очень толстая и прочная.
– Неуязвимых зверей не бывает, – влез в разговор Энрико.
– Верно. Уязвимое место козлоящера – глаза. Возьмешься с трех сотен метров погасить его гляделки?
Козлоящер выпрямился. «Ежкин кот, – почти с восхищением подумал Шемяка, – до чего ж здоровая тварь – метра три роста, при том, что на полусогнутых. А вот чего Лешка гнал, что урод, когда стоит, на человека похож, только с рогами? Ни фига он не похож, в коленях два сустава и хвост… да и форма башки не соответствует, даже без учета рогов… всех трех пар. Ну, чего ты по сторонам глазеешь, а, чудо-юдо? Шел бы себе…»
– А кроме глаз?
– Кроме глаз по нему нужно из пушки лупить, – сказал Айсман. – Как минимум бээмпэшной. А так… видел я однажды, как мужик по твари почти полную ленту из «ПКМа» высадил… прежде чем козлоящер добежал и его на лоскутки перевел.
– Видел – и остался жив?
– Угу. Потому что мы гранатомет зарядить успели. И попали… первым выстрелом.
Еще не закончив говорить, Сергей вдруг ощутил, как сжимается, будто проваливаясь куда-то вглубь, сердце… и с пронзительно-тоскливой ясностью понял, что драки уже не избежать, хотя тварь все еще стояла на том же месте.
Просто переменился ветер.
Он, уже не таясь, отложил в сторону Сашку и поднялся с земли.
– Ты что?! – визг девушки резанул по ушам. – Свихнулся?!
Монстр уже мчался к ним – короткими, неуклюжими с виду скачками, вырывая из воды целое облако брызг каждым ударом чудовищных когтей. Зрелище, способное вогнать в могилу само по себе, – видеть, что оскаленная пасть с каждой секундой все ближе, и понимать – остановить ее нечем, нечем…