…почти нечем.
Справа от Шемяки застучал автомат Энрико. Едва различимые при свете дня короткие белые нити – трассера? кой черт? – неслись над водой, утыкались в тушу… и гасли без всяких видимых последствий. Еще секундой позже начала стрелять и Анна.
До конца оправдать свое прозвище и бросить гранату точно в нужный момент Айсман все же не сумел – глухой хлопок разрыва взметнул грязевый фонтан не под ногами козлоящера, а метрах в двух перед ним. Паршиво – был шанс подсечь осколками сухожилия на лапах, а так разве что оцарапает… но чудеса иногда все же случаются – ящер, ожесточенно тряся башкой, застыл на месте, и Шемяка тут же швырнул вторую «рэгэдэшку». На этот раз – точно.
Взрывом тварь опрокинуло на бок. Козлоящер, отчаянно молотя по грязи лапами, запрокинул голову, – надрывный, полный тоски и ярости вой пронесся над топью, – и в этот миг Сергей, с трудом поймав на прицел мельтешащую среди бурых гейзеров тушу, выстрелил. Метил он в боковую, неприкрытую костяной пластиной часть шеи ящера. Сноп огня… отдача ракетницы едва не вывернула следопыту запястье, но это была невероятная мелочь в сравнении с тем, что начавший вставать козлоящер вновь повалился назад, а значит, самодельный «патрон последнего шанса» из спаянных гвоздей свою задачу исполнил.
– Сука! Сука! Сука!
Монстр был чудовищно живуч – как бы глупо это ни звучало, но по-другому не скажешь. С перебитым горлом, изодранный осколками двух гранат, расстреливаемый в упор из трех стволов, он, опершись на правую «руку», все же попытался подняться еще раз. Энрико, встав на колено и тщательно прицелившись, длинной очередью разнес локтевой сустав, и козлоящер ткнулся мордой в грязь. Грязь, которую хлеставшая из дыры на горле кровавая струя уже окрасила черным…
– У-у-у, мля…
Несколько секунд Шемяка мотал головой, пытаясь понять, откуда раздается странный лязгающий звук. Обернулся вправо, увидел, что оскалившийся самую малость похуже козлоящера Энрико пытается – не глядя – загнать в автомат новый рожок… держа его вверх тормашками.
– Н-ну и з-зверюга-а-а…
Потеки грязи на лице девушки сейчас выглядели очень эффектно – на белом, словно мука, фоне. Стрелять в подыхающего ящера она, к счастью, не пыталась – просто стояла, опустив оружие.
– О-о-н.
– Он – что? – тихо спросил Айсман.
– О-о-н на-а-а меня смо-о-о-трит.
– Ах, смотрит…
Козлоящер и в самом деле почти прекратил дергаться, но вывернул морду, злобно уставясь на свою несостоявшуюся добычу левым глазом – правый, выбитый то ли пулей, то ли осколком, ярко-желтым потеком вытянулся почти до второго рога.
– Смотрит, значит, – повторил Сергей. Больше всего на свете следопыту сейчас хотелось сесть и, не торопясь – пальцы-то наверняка дрожат, запросто полкисета просыпать можно! – свернуть самую большую во всем проклятом мире самокрутку. И скурить ее в две, максимум три затяжки. А вот потом уже можно будет вспоминать, что это за штуковина – жизнь. Только глаз этот… пожалуй, и впрямь надо с ним что-то сделать, больно уж гадско чертова скотина пялится… все никак не подохнет.
– Так возьми, эта, – Шемяка закашлялся, – и погаси ему гляделку-то! В смысле – выбей на хрен. В чем проблема-то?
– Я н-не мо…
– Все ты можешь, – перебил девушку Сергей. – Главное – без нервов. Спокойненько берешь… этот рожок у тебя пустой? Так я и думал почему-то. Берешь, значит, отсоединяешь пустой рожок, кладешь его… ну или роняешь наземь, хрен с ним, потом поднимем! Снимаешь с пояса новый, вставляешь, досылаешь патрон в ствол… да, молодец, на одиночные… целишься и разбиваешь этот чертов желтый фонарик!
Щелчок одиночного выстрела отчего-то показался ему неправдоподобно тихим. Козлоящер выгнулся дугой, несколько раз дернул левой передней лапой, повалился на бок и затих. Теперь уже – навсегда.
– Надеюсь, – задумчиво произнес Энрико, – они не охотятся парами.
О том, как охотятся козлоящеры, Сергей уже рассказывал, но скуластый сейчас вполне мог позабыть не только второпях прочитанную лекцию двухдневной давности, но и собственное имя.
Что, впрочем, его ничуть не извиняло.
– Стаями они охотятся, – зловеще процедил Шемяка и, дождавшись появления на лицах своих спутников гримасы ужаса, добавил: – Шутка. Сядь обратно. Единственный он был… верст на семьдесят окрест. Эти козлы соперников не любят, что вовсе не удивительно при ихних-то аппетитах!
«Храбрости этим ребятам определенно нет нужды занимать, – с иронией подумал Швейцарец. – В отличие от ума».
Впрочем, командиру – новому командиру, как надеялся Швейцарец, – принятое им решение, должно быть, казалось вполне логичным. Возможно, и даже единственно верным. Пытаться обойти долину – значило бы отстать от беглецов часа на три-четыре… а сейчас, когда их отряд остался всего с одной собакой, это могло поставить под сомнение успех погони. А так – простая арифметика: их тридцать семь… тридцать шесть, до снайпера – километр, но метров с пятисот его уже можно будет попытаться прижать огнем. Скольких он подстрелит за… ну пусть даже за три-четыре минуты? Пятерых? Шестерых? Пусть пробует – парни хотят жить, и петли будут закладывать похлеще любых зайцев.
Лавировали они и в самом деле хоть куда, но проклятый снайпер был еще лучше. Он стрелял по ним, как по рябчикам, влет, словно заранее зная, когда и куда дернется попавший к нему на прицел. Бил на выбор, будто и не очень торопясь – хлоп. Хлоп. Хлоп – и с каждой вспыхивавшей на дальнем склоне искоркой кто-то из бегущих валился на землю, прошитый пулей.