Автоматная баллада - Страница 58

– Александр, – с тревогой лязгнула Эмма, – что-то случилось?

– Нет.

– Просто, – черная винтовка на миг запнулась, – у тебя сейчас был такой вид… словно рябь по стволу прошла.

– Рябь по стволу? – удивленно переспросил я. – Занятно. Впервые слышу о подобном оптическом эффекте.

– А я впервые вижу… подобный оптический эффект.

– Анна, – Шемяка, яростно моргая красными от низкого дыма глазами, откатился от занявшегося костерка, сел. – Дай-ка еще раз эту вашу карту.

– Ты на нее пять минут назад любовался, – неодобрительно произнес Энрико.

– Пять минут назад было пять минут назад, – огрызнулся Серега. – За это время можно кучу вещей утворить. Костерчик, к примеру, разложить… а можно, конечно, и просто сидеть с надутым видом – кто ж спорит.

– Я…

– Вам не надоело? – Эммина хозяйка щелкнула кнопкой планшета. – Вот, возьми.

Не удержавшись, я заглянул через плечо Сергея, хоть и помнил все ее детали – в отличие от Шемяки, похоже, если только эти его постоянные просьбы-приказы не преследуют какую-то иную, непонятную мне пока цель – разумеется, еще с самого первого раза. Заразился от хозяина, не иначе.

Как и следовало ждать, за последние пять минут никаких новых подробностей к уже нарисованным на бумаге не добавилось. Что, впрочем, не мешало Айсману вглядываться в нее с таким напряженным вниманием, словно из переплетения черных линий и зеленых клякс в любой миг могла с гоготом вырваться стая крякозябр.

И что же он пытается разглядеть? Не понимаю.

Сам я мог лишь в очередной раз констатировать, что карта – хорошая. Не довоенная армейская, понятное дело – впрочем, их Шемяка, насколько известно мне, и не видел ни разу, да и вообще словосочетание «шедевр полиграфии» у него разве что с зубной болью проассоциируется. Те старые карты были превосходны, они почти не оставляли желать лучшего, но после Судного дня в подавляющем большинстве своем не годились даже на самокрутки. В ходу, и в немалой цене, были художества наподобие того, что запродал нам под видом дороги к полковому складу давешний дедок – неряшливая схемка, творец которой не имел ни малейшего представления о существовании науки «Топография». Остров – клякса, Большой Остров – большая клякса. Расстояние указывается – в тех редких случаях, когда вообще указывается – в дневных переходах. «От ентого мыска к полудню шлепай на три лаптя правее солнышка…» – классическое целеуказание нынешних времен. Азимут? Не, милай, татарвы у нас и до войны-то не водилось…

На этом удручающем фоне карта Анны выделялась примерно также, как выделялся бы патрон «КПВ» среди моих родных пять сорок пять.

Для начала ее не рисовали, а чертили. Спокойно, не торопясь, на твердой поверхности – сначала обозначив контуры будущих линий тонким карандашом, а затем уверенно зафиксировав их тушью. Далее в ход пошли краски – и хотя с преобладанием серых тонов на месте скелета и зеленых на всем оставшемся пространстве художник ничего поделать не мог, он, что называется, честно пытался. Не уверен, что попытки эти пошли на пользу делу – сноска с пояснениями на карте отсутствовала как диагноз. Не поместилась или не планировалась изначально – знает разве что Небесный Станок, но в результате лично я сумел расшифровать только два цвета из дюжины использованных: фиолетовый явно обозначал ЗКЗ, а светло-синим был выделен район «голубиной холеры».

Возможно… очень возможно, что создатель этой карты делал ее для себя – эта гипотеза объясняла как и отсутствие пояснений, так и разноцветность – ведь отмечаться могли не только опасные, но и полезные для чего-нибудь зоны. Сам я, правда, при всем желании не мог представить, что именно можно было бы отметить подобным образом. Разве что недоразворованные участки… хотя откуда им взяться, если шальной народец из первой волны следопытов – или последней волны мародерских банд, это смотря как считать, – изрядно почистил даже то, что трогать, по-хорошему говоря, совсем не следовало бы. К примеру, не залезь Лысый Странник в одну булочную – и в деревне Лялино до сих пор можно было б отдыхать в последнюю ночь перед выходом в рейд… а не обходить ее… с наветренной стороны.

В общем, чем больше я смотрел на эту карту, тем больше уверялся, что связанную с ней загадку простым разглядыванием не взять. И не простым тоже – хоть лупой, хоть микроскопом. А Серега зря теряет время. В конце концов, мог бы попытаться… и тут я едва не выронил рожок.

– Эмма, – я надеялся, что тихое пощелкивание неспособно передать весь текущий спектр моих чувств. В противном случае неизбежно последует вопрос: «С чего это ты так разволновался?», а поскольку врать подобно человеку мы не умеем, придется честно сказать: осознавать глубину собственной глупости – процесс болезненный.

– Да?

– Эмма, а откуда твоя хозяйка взяла эту карту?

ПОДУШКА

– Теперь-то можно поговорить? – спросил он.

Девушка у окна ответила не сразу. А торопить ее Швейцарец не решился. Точнее – меньше всего на свете он сейчас хотел ее торопить.

– Ну, попробуй.

«Легко сказать, – тоскливо подумал он, – трудно сделать. Потому что говорить надо что-то… что-то такое… эдакое. А в голову, как назло, даже и банальности толком не лезут.

Что, впрочем, ничуть не удивительно».

– Помнишь нашу первую встречу? – наконец решился он.

– Когда ты попросил принести свечи, а я решила, что ты – индей?

– Иудей. В смысле – яврей, – усмехнувшись, поправил Швейцарец. – Но я ведь попросил не какой-то там особый семисвечник. Тот канделябр, что нам приволокли в итоге, меня вполне устроил.